Седьмая шкура россиянина стоит 2 триллиона
Очередной «План Путина»?
Очевидно, что в качестве спасателей политической стабильности «геополитического величия» призовут домашние хозяйства: то есть наши семьи.
«Новая газета» подсчитала, сколько всего денег государство намерено переложить из карманов граждан в свои собственные в 2016 году. Получилось - 2 триллиона рублей.
Основная составляющая этих траншей от бедных - изъятие денег из пенсионной системы, а также планируемое повышение страховых сборов во внебюджетные фонды для работодателей. Среди других источников государственного благополучия пресловутые взносы на капремонт, система «Платон», новые налоги и акцизы, которые тяжким бременем лягут на мелкий бизнес и физические лица. Цифры по отдельным статьям никогда не суммировались. Но, по подсчётам «НГ», в 2016 году чиновники дополнительно к уже имеющимся налогам залезут в карман каждому гражданину России, включая грудных младенцев, на 14 тысяч рублей. А каждый из 82,6 млн. трудоспособных граждан РФ передадут в казну дополнительные 25 тысяч рублей.
Вот какие «транши» нам всем предстоит сделать:
Но этот простейший приём пополнения казны - вовсе не «примета времени», не изобретение нынешнего кабинета министров или политического режима в целом.
«Добровольно и с песнями»
Нынешний глава государства признаёт И.В. Сталина «эффективным менеджером». Вспомним же о практике этого «эффективного менеджера», скончавшегося 62 года назад. Прежде всего - о первом пятилетнем плане развития народного хозяйства, осуществление которого началось в октябре 1928 года. Финансовой основой для реализации плана должно было стать снижение себестоимости производства и, соответственно, цен на продукцию государственной промышленности. Вопреки романтическим писаниям советских литераторов, план оказался невыполнимым. То есть, финансовый план был даже перевыполнен - но только по капитальным вложениям. Промышленный рост обеспечивался главным образом за счёт увеличения численности работающих при опережающем росте зарплаты. Это было экстенсивное развитие, причём темпы его развития оказались не пропорциональны пользе, которую принесли серьёзные условия. Малоквалифицированные рабочие портили технику, брак продукции на отдельных предприятиях Москвы (казалось бы - столица, возможностей больше) доходил до 65%. Зато денежная масса в обращении увеличилась почти на 30% (в том числе в конце пятилетки, за 1931-1932 гг., денежная масса - в 2 раза).
Люди это чувствовали, и к началу 1929 года появились явные признаки недоверия населения к советской валюте и нежелания граждан участвовать в финансировании государственных программ индустриализации. С середины 1930 года население практически перестало добровольно покупать облигации госзаймов. Тогда подписка на займы стала коллективной и фактически обязательной. Это сработало: если в 1928/29 г.г. за счет подписки на выигрышные займы бюджет получил 270,2 млн. рублей, то в 1932 году - 2 370,5 млн. рублей.
Казну-то пополнили. Но в результате столкнулись с явлением, которое называют «бегством от денег»: это значит, что население стремится любыми путями превратить дензнаки в товары, цены на которые всё время повышаются. К тому же товар - дефицитен, в стране действовала карточная система, да ещё и нестабильная.
В народной памяти «отмена карточек» зачастую покрывается розовым флёром: отменили - значит жизнь становится лучше. Однако это верно лишь тогда, когда на прилавках всё есть и по относительно доступным ценам. Однако когда в 1932 году ЦК ВКП(б) отменил продажу по карточкам рыбы, кондитерских изделий, яиц, овощей, молока, сыра и других продуктов, это стало для многих настоящей бедой: молоко и яйца стало трудно «достать».
Отчасти и поэтому принудительные займы, хоть и не радовали население, но и не воспринимались как трагедия: тот, кто не надеялся конвертировать купюры в хлеб и селёдку, относился к дензнакам как к «фантикам» и не слишком боялся с ними расстаться.
Словом, экономические реформы первой пятилетки - кредитная и тарифная - были нацелены исключительно на принудительное изымание средств у промышленных предприятий и населения с целью их перераспределения в соответствии с кредитными планами. Энтузиазм (особенно - комсомольский) мы не отрицаем, наоборот. Получается, что народ платил как бы дважды: трудозатратами и самоотречением.
(«Выхлоп» этих усилий оказался скромнее самих усилий и повлиял на историю страны куда меньше, нежели говорила нам пропаганда, но это - совсем другая тема...)
МЕЖДУ ПРОЧИМ:
Газеты, радио и устная молва так часто склоняли слова «облигации внутреннего займа», что в русском языке появилось незаконнорожденное слово «займ». Как поясняют справочники - «Неправильная форма им. п. ед. ч. займ, возникшая под влиянием выравнивания основ исходного (прямого) падежа и косвенных падежей».
Грабь ограбленных!
Собственно, впервые внутренний заём был осуществлён ещё в 1922 году. Но то, как он «сработал» в годы первых пятилеток, понравилось государству. Заём следовал за займом, не исключая и военные годы. Кстати, можно считать, что заём 1946 года стал одной из причин голода 47-го, когда после засухи и неурожая людям сократили норму довольствия, а денег на покупки в коммерческих магазинах у многих советских людей не оставалось: всё вложили в облигации. Конвертировать их обратно в платёжные средства было невозможно: погашение было отсрочено на 20 лет.
А спустя 20 лет, в 1957 году, Никита Хрущёв доложил XXI съезду КПСС: «Миллионы советских людей добровольно высказались за отсрочку на 20-25 лет выплат по старым государственным займам».
Многие пожилые кредиторы государства, понимая, что едва ли столько проживут, просто отдали облигации детям - играть. А среднее поколение, изумлённое этим изъятием уже изъятого, хотя и понимало, что дотянет до момента расчёта с государством, просто разуверилось в возможности и желании державы вернуть деньги.
Отчасти они были правы. Советские облигации 1982 года, которые должны следовало оплатить в 96-м году, были деноминированы, как и российская валюта. К счастью, это нанесло населению уже сравнительно небольшой урон, поскольку в 80-е подписка на заём действительно стала добровольной.
Зато в конце 80-х государство создало фантастический избыток денежной массы. Делали это, чтобы исполнить социальные гарантии, но только обострили разрыв между количеством денег и товаров.
Чёрная среда. И далее - по календарю
Валентин Павлов в июле 1989 года пришёл на пост министра финансов с желанием провести конфискационную реформу. Летом 1990 года он подал секретную записку президенту Михаилу Горбачёву и председателю Совета министров СССР Hиколаю Рыжкову, объясняя необходимость обмена именно 50- и 100-рублевых купюр образца 1961 года тем, что якобы именно эти банкноты в большом количестве вывезены за границу, а в СССР сосредоточены в руках теневого капитала. Председатель Совмина выяснил у таможенников, что за границу утекают, наоборот, скромные «десятки». При этом пропаганда запустила в оборот «версию для народа»: надо бы бороться с фальшивыми рублями, якобы завозимыми в СССР из-за рубежа.
Множественные разногласия в правительстве закончились тем, что Рыжков попал в больницу с инфарктом, а амбициозный Павлов занял его пост. «Никакой подготовки к реформе не ведётся», - заявил он публично. Ему вторил и председатель правления Госбанка СССР Виктор Геращенко.
Тем не менее, информация о подготовке денежной реформы просачивалась из финансовых структур, и часть тогдашних предпринимателей этим воспользовалась - в отличие от населения.
22 января 1991 года Горбачёв подписал указ об изъятии из обращения 50- и 100-рублевых купюр образца 1961 года и обмене их на более мелкие банкноты или купюры нового образца. При этом обмен наличности в сумме до 1 тысячи рублей осуществлялся только в течение трёх дней. Обналичить в Сбербанке разрешалось лишь 500 рублей. Затем (но - до конца марта) можно было поменять деньги только в специальных комиссиях, которые рассматривали каждый случай в отдельности (командировка, состояние здоровья и прочее) и интересовалась, откуда у гражданина на руках сумма больше 1 тысячи рублей.
Указ президента зачитали в 21.00 в вечернем выпуске программы «Время», когда почти все финансовые учреждения и магазины уже были закрыты.
Это была почти «спецоперация»: чтобы избежать «самоорганизации» жертв конфискации, ночью после объявления в Москве были отключены линии телефонной связи.
Назавтра случилась паническая «чёрная среда» с инфарктами и слезами...
Рассказывают, что через день после прекращения обмена купюр у здания Госбанка во Владикавказе мужчина развёл обширный костёр из 50-рублёвок. Красивая форма протеста. Но многим было не до красивых жестов...
Изъять из обращения удалось порядка 14 миллиардов рублей (тогдашних!).
Кстати, реформа породила и другую проблему. Ведь вклады в Сбербанке были заморожены до будущего года. Но в 1992 году СССР уже не стало...
В меньшей степени запомнилась гражданам последующая новация: почти трёхкратное повышение цен на потребительские товары со 2 апреля 1991 года, что не уменьшало денежной массы, но способствовало сокращению её накопления «в матрасах».
ИНТЕРЕСНЫЙ ФАКТ:
Уже после завершения обмена В. Павлов выступил в печати с обвинениями в адрес западных банков в скоординированной деятельности по дезорганизации денежного обращения в СССР. Знакомый приём?
Опросы общественного мнения показали, что «павловская реформа» оказалась в числе причин провала попытки государственного переворота в августе 1991 года. Увидев В. Павлова в числе членов ГКЧП (а формально он считался законным организатором этого Комитета), многие из ограбленных не пожелали вставать на сторону путчистов.
В. Павлова как только не проклинали (помнится издевательский стишок: «На кошелёк наставил ножик мешок, подстриженный под ёжик»). А между тем, как истинно советский банкир, он всего лишь продолжал традицию конфискационных методов регулирования финансовой системы государства.
Надо заметить, что нынешние способы отъёма денег у населения - конечно, изобретательнее и тоньше. В их особенностях не всякий с ходу разберётся. Залезать напрямую в кошелёк никто не пытается. Этот способ по-русски называется - «заедать будущее».